– Мама! – крикнула Ева, сев на пол.
Прибежала Мария.
– Мама, – едва просипела дочь, – я Муху убила.
Ева наклонилась к кошке.
– Она жива, – сказала, как могла, спокойно.
– Что случилось?
– Я сошла с ума, – все так же сипло поведала Ева.
– Ты не в форме, Ева. Что с Мухой?
– Я ее ногой… Она побежала, я споткнулась и…
– Это случайность, – перебила Мария. – Муха, Мушенька, это нечаянно, вот мы сейчас… сейчас, моя маленькая… – Маша старалась нагнуться пониже, чтобы рассмотреть кошкины травмы, но полнота и одышка мешали. Наконец она подняла пискнувшую Муху с пола. Поднялась и Ева. – Надо в больничку, – пробормотала Маша озабоченно.
– Куда? – прошептала дочь.
– Тут недалеко. Вызови, пожалуйста, такси.
– Я с тобой, – решительно заявила Ева.
В ветеринарке диагностировали вывих и шок, поставили капельницу, вправили лапу, укололи в бедро и холку. Наконец отпустили, и они быстро добрались обратно. Ева робко улыбалась, время от времени протягивая руку, чтобы осторожно погладить сонную кошку.
Дома проснувшуюся Муху тошнило от наркоза. Зато у Евочки прорезался аппетит, и она сметала со стола все без разбора. Наконец кошка опять заснула на кухонном диванчике возле Марии, и та поглядывала с любовью то на нее, то на оттаявшую и разохотившуюся к еде свою дочку.
– Ой… объелась, – выдохнула Ева, держась за живот.
– Ничего, тебе не повредит, – улыбалась мама. – Пойди приляг, доченька, устала, наволновалась…
– Мам, – Ева поджала губы, нахмурившись, – я ведь чуть Муху не угробила, а ты меня еще жалеешь.
– Да как тебя не жалеть, доча, – тихо и грустно отозвалась Мария. – Разве я не вижу, что тебе тяжело? Ну ничего, полегчает. Все пройдет, Евочка, все пройдет, точно говорю. И останется от всего этого только полезный опыт. – «И вечный шрам на душе», – невольно подумала.
Но после этого случая Еве действительно легче стало. Во всяком случае, клубок злости и отчаяния, гудевший в ней осиным роем и руководивший ее поступками, затих. И внутренний стержень, который она совсем было утратила, живя с Виктором, снова поддерживал ее. Теперь, когда она чувствовала, что вот-вот сорвется, невольно вспоминала, как отшвырнула кошку. Тот глухой звук, с которым Муха шмякнулась о косяк. Как мать потом ничуть ее не осудила и как мучительно было чувство стыда по дороге в ветеринарку и обратно…
Потихоньку Ева становилась похожей на себя прежнюю. «Боже мой, как же непросто быть мамой такой красотки! – пугаясь и восхищаясь одновременно, сетовала Мария. – Создал же Господь этакую красоту! И подумать только – выбрал меня! Я родила эту невозможную красавицу…»
Любуясь дочерью, она начинала верить в лучшее: все плохое пройдет, и встретится хороший человек, и будет свадьба, и родятся внуки… Но не оставляли и страшные мысли: а если тому-то, Витьке-то, блажь придет или минута такая случится, что бабы под рукой не окажется, – и этот дьявол позвонит моей девочке… И та понесется колбасой, стоит ему только пальцем поманить. И будет бегать по первому зову… О! Она все это знала наизусть! И с ужасом ждала, молясь о том, чтобы изверг забыл про Евку насовсем.
В электричке, как всегда, пыталась хоть сколько-нибудь привести в порядок мысли, подчиняя свои внутренние ритмы плавному движению поезда, укачивая свою тревогу. «Совсем не факт, что Витька прицепится снова… – рассуждала, призывая спокойствие. – Руслан ведь в конце концов просто исчез навсегда!.. Правда, сколько лет еще держал на коротком поводке… А куда денешься! И будешь смотреть ему в рот, как собака… Но этот Евкин все же не Руслан? О господи, хоть бы он вообще уехал куда-нибудь, чтобы и духу его никогда здесь не было, и слуху о нем не всплывало…»
– Мама! – Торжествующая Ева во все глаза смотрела на Марию. – Мне Виктор позвонил!
Маша сглотнула комок и обреченно кивнула, подумав только: «Началось…»
– Да… – выдавила наконец.
– Представь себе, встретиться предложил!
– Ну да… А ты что? – Маша постаралась взять себя в руки, решившись до конца нести этот крест вместе с дочерью.
– Мам, – усмехнулась Ева, – я что – дура?
– Ты… – Мария подумала, что дочка нашла в себе силы не сразу закричать восторженное «да!!!» и немножко потомить своего мучителя, чтобы хоть чуточку набить себе цену.
– Послала его! – воскликнула Ева. – Мам, я как представила, что все это начнется снова, эти унижения, страх… что он опять бросит меня… и вообще… Да я больше не выдержу, мама! А с ним же по-другому не будет!
Маша присела на диван. «Евка не только красавица, – проносилось в закружившейся голове, – она умница, не мне чета! И характер… Господи! Какой характер!.. Почему я так не могла?» Она обняла дочку и на радостях даже всплакнула у той на плече. «А может, я за нее отработала, и все это засчиталось девочке моей, – подбодрила себя Мария. – А может, я Евке соломки подстелила. Может, она благодаря мне дальше пошла…»
Она тихо кивала, пока Ева досказывала подробности разговора, рассуждая о том, как важно не терять головы и как надо знать себе цену. Маша думала, что не зря живет свою жизнь. И что так нелегко ей живется – тоже не напрасно.
…Я лишь слегка отяжелел
И стал чуть более женатым,
Но я все тот же человек,
И не какой-нибудь другой.А. Иващенко, Г. Васильев
Когда многие бросились публично сжигать партийные билеты, Кирилл скоропостижно вступил в компартию, хотя прежде никогда и не думал о ней больше, чем требовалось для сдачи экзаменов по истмату. Вдруг захотелось утешить пожилых партийных коллег, научных руководителей, совсем растерявшихся среди разгула демократии и гласности. Приоритеты советской жизни теряли позиции, а для старичков компартия, как и раньше, олицетворяла идеалы справедливости, товарищества, торжества науки и уважения к культуре. А вовсе не кровавый режим, геронтократию, ограниченные возможности, тотальный дефицит и всеобщее равенство в бедности. Ценя в понятии «коммунизм» идеи, смутившие не одно поколение гуманистов, пожилые ученые в Кирином НИИ от его поступка приободрились.