Будем меняться мужьями? - Страница 18

Однако Валера допил водку и стал длинно рассказывать, как дела на работе.

– Тебе пора, – вклинилась я, так и не дождавшись ни паузы, ни свежей струи в этом мутном потоке.

– А секс? – равнодушно поинтересовался гость.

– Исключается.

– Ну и не надо, – не стал Валерка настаивать, однако для верности все же попытался прильнуть ко мне мокрым поцелуем. «Нет, не может быть! – подумала я, с неприязнью уворачиваясь. – Просто быть такого не может, чтобы подобная участь постигла в будущем и мои чувства к Лене! Его я никогда не смогу разлюбить, это же очевидно…»

Закрыв за нудным гостем дверь, зарыдала по заведенной в последний год привычке. «Леня! Ленечка… – кричала мысленно, чтобы не посвящать в свои терзания соседей. – Все кончено! Но что же делать, мне так не хватает тебя…»

Катастрофа нашего разрыва давно позади, а моя горькая любовь все еще со мной. Забиваю ее случайными встречами со случайными людьми. А она плачет, но не умирает.

Позвонил Вася – и я обрадовалась, что не буду одна. Только предложения погулять не одобрила – зачем терять время? Лучше сразу ко мне. Все-таки если любовь не связывает с парнем, то прогуливаться с ним не очень хочется. Как и ходить в театры. Другое дело секс – вполне конкретное дело. В нем достижимы некоторые желательные результаты даже при отсутствии любви.

И хотя с нетерпением ждала Василия, в голове, как обычно, крутились неотвязные думы о Леньке. Вспоминала, например, как бежала на свиданье, и внутри все замирало от нетерпения, как распахивала дверцу машины – и мой восторженный взгляд упирался наконец в его сияющее любовью лицо. Вот этот самый момент, когда захлестывало счастье… Сколько же их было с любимым – непереносимо счастливых минут! И сколько несчастья принесла мне любовь впоследствии.

Я так любила его! А он любил вкусно поесть. Эта вроде бы безобидная склонность когда-то меня ужасно мучила. Дела разной важности со временем оттеснили для Леньки наши отношения на задний план. И разные его занятия, даже элементарные гурманские радости, теперь, как равные, делили со мной любимого. А я и без того поминутно заливалась слезами, маниакально отыскивая во всем признаки нелюбви. Как же было не прийти в отчаянье от Ленькиной манеры весело жевать, болтая со мной! В любимом так мало оставалось романтики и страсти, а мне так явно изменяло чувство юмора. Вечерами, силясь ослабить горе, я сушила мозг длинными белостишными монологами:

…Сегодня снова было объясненье:
Сначала вроде безобидной шутки,
Но после все труднее и бездарней.
(Что может быть нелепее попытки
Мужчину упрекать по телефону?!)
Мой милый, средь галдящих сослуживцев,
Которые вокруг него толпились
(Ибо вдобавок был он на работе!),
Не знал, как отвязаться от меня.
Так началась и кончилась беседа.
Увы! Мой милый страстно любит сливы.
Когда я позвонила, он их кушал
И косточки выплевывал задорно.
Вот это-то меня и доконало.
Хотя не только сливы так он ценит,
А многое… Всё – более меня…

Наконец явился Вася – красивый, черноусый, с красной розой в руке. И с шампанским в рюкзаке.

– Классно выглядишь, – поощрил, прицокнув. Наклонясь, обнял ладонью шею под волосами, мазнул щеку поцелуем. – Ты меня точно ждала?

– Еще бы! – Я потянула красавца в спальню, собираясь без промедлений доказать ему свою заинтересованность.

– Надин! – воскликнул Васька с укором. – Какая же ты приземленная.

Достал шампанское и полез в сервант за бокалами.

– М-м… В кооперативном купил?

– Сядь, – посоветовал он. – Сними фартук, ты уже не на кухне.

– Сыру добыла и томатной пасты, – похвасталась я. – Пиццу сделала. Будешь?

– Ну чё ж не быть? – откликнулся Вася.

Разлил шампанское и сам порезал пиццу, сам переложил с противня на тарелки. Молча поднял бокал, взглянув затуманившимся взором.

– Удивительное сочетание, – неспешно заговорил сгущенным баритоном, – красивых глаз, красивых рук, красивых губ…

Это был тост в виде многослойного комплимента. Слишком изысканный. Хотя нельзя не согласиться: после таких посиделок заниматься любовью приятнее, чем если бы удалось увлечь Васю в постель сразу от входной двери.

Приятнее! И это все, на что я теперь могу рассчитывать. И все, что могу предложить… А в Леньке, бывало, вся жизнь моя растворялась, когда он, прижимая меня к себе, бормотал на выдохе: «Так люблю тебя, даже сердце болит…» И я все готова была отдать ему, все на свете.

Когда долго его не вижу, начинаю нервничать. Мне кажется, именно в эти периоды полной оторванности от Лени, я теряю контроль над ситуацией, и она безнадежно ухудшается. Хотя какой там контроль! Он существует сам по себе, я ничего о нем не знаю. И дорожу каждой крохой информации от общих знакомых. Но в то же время боюсь услышать что-нибудь страшное: что женится, что живет с девушкой-красавицей, что счастлив без меня…

Вася тоже пропал, почти неделю не показывался. Жаль. С ним все-таки веселее, чем одной. Но и он, в общем, сам по себе и моих интересов особо не учитывает. Я самолет-невидимка. Меня не то что не видят приборы – их просто на меня никто не наводит. Наверное, я самолет такой старой модели, что на земле меня уже списали. То, что я все еще летаю, никого не интересует. А я летаю. Скорее просто падаю – никому не нужный самолет-невидимка.

Родители! Вот кому без меня плохо. Из-за затянувшегося несчастья, должно быть, я стала добрее, теперь навещаю маму и папу почаще. А дома царит беспокойство. Папа без устали честит Перестройку и отчаянно сражается «с разгильдяйством» у себя на заводике. Его попытки военизировать обывателей вызывают непонимание сослуживцев и критику мамы.