Будем меняться мужьями? - Страница 10

К оглавлению

– А кто же?

– Ну не знаю, – пробубнил он, криво улыбаясь, – кто-нибудь.

«Не оправдывается даже», – заметила про себя Люба, внимательно наблюдая за сыном.

– Да кто – кто-нибудь? – строго спросила.

– Мне-то откуда знать?! Может, соседка.

– Скажешь тоже! Я ее сто лет знаю.

– А со мной, значит, только вчера познакомилась, – съязвил Сережа.

– Тебя всякого видела. – Люба многозначительно покачала головой. – Потому и спрашиваю: ты взял?

– Соседке веришь, а сыну нет, – вяло отбивался он. – Нормально.

«Не оправдывается, – снова горько подумала Люба. – Точно украл».

– Да соседка и не заходила в комнату, мы с ней на кухне посидели.

– Ну не знаю. Клиентки твои. Сколько у тебя тут народу ходит!

– Да они все богатые, – отмахнулась Люба.

– Что ж, что богатые! – усмехнулся Сережка. – Денег много не бывает.

– Ну да, делать им нечего!

– А не они – так еще кто-нибудь.

– Кто?

– Мало ли кто приходил, пока я на работе! Кто-то был недавно… сантехник…

Люба вспомнила, что и правда приходил из дэза, на секунду ухватилась за эту идею.

– Так сантехник сразу в ванную прошел, – промямлила растерянно. – Ну еще в коридоре мы с ним поговорили немножко. И все.

– Да? А может, ты пошла на плите посмотреть, мало ли, может, подгорало у тебя там. И ты на минуточку в кухню. А он шасть в комнату – и спер.

Люба опять на мгновение задумалась.

– Так чтобы деньги из заначки достать, место знать нужно! Откуда сантехнику знать? – воскликнула мать.

– А я-то! Я ведь тоже твоих мест не знаю! – озлобленно гаркнул сын. И, двинув табуреткой, вскочил из-за стола. – Большое спасибо за завтрак! – свирепо крикнул на бегу и закрылся в ванной комнате.

– Ты поискать мог в любое время, а сантехник пришел и ушел! – прокричала мать ему в спину.

«Точно он! – в отчаянии убеждалась бедная Люба. – Сережка украл! Все сходится. И не оправдывается, и покупки у него, и злой вон как пес. Понятно, что злой – виноват, вот и злится, а потому что неловко ему…» Она пошла к себе, даже позавтракать забыв. И машинально снова стала перерывать все в шкафу. Но сосредоточиться не получалось, тыкалась словно слепая, сама не веря, что деньги найдутся. Знала уже, что они у Сережки.

Сын тем временем собрался и, хлопнув дверью, ушел на работу.

«Вот и с той работы уволился, – размышляла Люба. – На новой еще наверняка зарплаты не было, а деньги завелись… Откуда деньги? Говорит, на старой выдали. С чего бы? Тянули, тянули, а тут вдруг взяли – да выдали… А дело-то в другом! Жениться Сережка надумал – вот бес его и попутал. Хоть бы сознался, а то ведь… ну как жить…» – тосковала она. Однако поплелась в ванную приводить себя в порядок. Совсем скоро должна была прийти постоянная клиентка. Ее платье Люба дошила еще вчера. Но требовалось подгладить швы, напоследок проверить, все ли в порядке, и развесить обнову заказчицы на плечиках, чтобы сразу показать товар лицом. «Упахиваюсь на этом шитье-перешитье, откладываю по крохам, а потом мои денежки… И кто! Родной сын…» Люба пустила слезу, пока чистила зубы. Но постаралась взять себя в руки, все-таки жизнь продолжалась и требовала от нее выполнения многих обязанностей.

Она страдала. Буквально места себе не находила. Каждый день отыскивались новые улики против Сережки. Ни о чем больше думать не получалось. Пыталась телевизор смотреть – и не могла сосредоточиться, не понимала, что там происходит, на экране, ерунда какая-то. Только привычная портняжная работа немножко отвлекала. Звонила сестре, жаловалась на сына, на то, что осталась совсем без средств. Больше никому не рассказывала, стыдно было. Получалось, вырастила вора. А разве она учила его воровать?

– Может, еще не он взял? – сомневалась Вера.

– Не знаю. Я всю голову изломала – ну некому больше, Вер. Все на Сережке сходится. Вот правда.

Она в который раз принималась перечислять несомненные признаки сыновней вины. Вера сочувствовала, поддакивала, но в конце концов советовала не пороть пока горячку, все-таки не пойман – не вор.

– Да, конечно, – соглашалась Люба. – Просто покоя теперь нет. Если бы он хоть сознался, я бы уж как-то пережила…

Вера улучила минутку, забежала к сестре. Вместе снова немного порылись в шкафу. Потом посидели, обсуждая ситуацию. Люба поплакала.

– Ты знаешь, – выдавила, смахивая слезу, – эти деньги мне достались… Ну ты знаешь, как они мне достаются. А жалко все-таки не их. – Она вытерла щеки тыльными сторонами ладоней и взглянула на сестру сурово. – Я жить теперь не знаю как, Вера. Вот что… Давай, что ли, поужинаем?

– Да побегу я, – отказалась сестра. – Мои там без меня сидеть будут с раскрытыми ртами, как галчата, а сами для себя палец о палец не ударят, все им подай.

– Побудь со мной, – опять попросила Люба. – Тоска такая.

– Ну давай чаю выпьем, – сдалась Вера.

– Давай наливки.

– Давай. Сейчас своим позвоню, чтоб разогревали ужин. А не хотят – их дело, я не нянька при них, – неожиданно рассудила сестра.

Они с час посидели, мусоля одно и то же. Вера твердила, что все ж таки Люба Сережку за руку не ловила, а значит, какие-нибудь хоть полпроцента, да обязательно остаются на то, что это ошибка и не он взял деньги.

– Но кто, кто? – мучилась Люба.

Вопрос по-прежнему не получал ни малейшего проблеска ответа. А в голове крутились десятки подтверждений виновности Сергея.

Мать с ужасом понимала, что ненавидит сына. Когда он приходил домой с Танькой, это невозможное чувство становилось сильнее. Из своей комнаты она слышала смех, и ей казалось, что смеются над ней, над ее простоватостью, из-за которой она даже деньги нормально спрятать не смогла. «Да, может, Танька вообще ничего не знает, так он ей и сказал, в самом деле!» – пыталась она себя образумить. Но разъедающая ненависть все равно усиливалась, когда они были вместе. Любе начинало мерещиться, что сын и будущая невестка, наверное, мечтают выжить ее из квартиры, а может, выдавить из самой даже жизни, потому что она никому не нужна и из дома ей идти некуда.